Майский День и Красная горка (и, дополнительно, Русалии)

воскресенье, 22 апреля 2012

13:55

Майский День и Красная горка (и, дополнительно, Русалии)

Tradis

Двенадцать месяцев в году,
считай иль не считай.
Но самый радостный в году
весёлый месяц май.
(баллада «Робин Гуд и шериф» в переводе С.Маршака)
Существует несколько объяснений названию третьего весеннего месяца и все они восходят к античности. Слово May и ему родственные в европейских языках выводят от имени Майи (Maja, Maia), матери Меркурия, иногда в римских записях связывавшейся и с богом-кузнецом Вулканом. Как у многих божеств Рима (и не только Рима), участие Майи в мифе меньше, чем культовое значение: она была одной из покровительниц земледелия и урожая (как и Майя – мать Гермия в Греции). Именно 1 мая в Древнем Риме приносили жертвы в её честь на празднике Majuma. Одновременно это событие совпадало с праздником Доброй Богини - Bona Dea, богини радости, достатка, покровительницы женщин и деторождения, проводившимся 1-4 мая, а так же с Флоралиями (или Ludi florales — Цветочными играми) – торжествами в честь Флоры, богини цветов и растительности, юности и, опять же, плодородия. Её праздник, праздник цветов, весны и молодости длился, ориентировочно, c 28 апреля по 3 мая (вариант – по 1 мая). Так же есть предположение, что название месяца связано с латинским majores - «предки», поскольку в Риме в этом месяце, но чуть позже, поминали ушедших родичей во время Лемурий.
Суть начала мая, времени обновления природы и радости, пожалуй, лучше всего передавали Флоралии. Праздник сопровождался народными играми и увеселениями, обязательными цветами и зеленью, представлениями мимов с достаточно вольными сценками и скарбезными песенками. Римляне украшали ветками и цветами свои дома и дома друзей. В это же время – время нескольких торжеств сразу - было принято обливать друг друга водой и купаться в Тибре, О.Воропай пишет и о римской аналогии позднейшего Майского Дерева - Maius arbor majalis.
Эхо римской культуры порою узнаётся в культуре германской в самой неожиданной форме: заимствованной у римлян считается идея знаменитых оберегов-брактеатов, некоторые исследователи видят в эддическом описании Валхаллы («пять сотен дверей и сорок ещё») влияние воспоминаний варваров от иного места постоянных сражений - Колизея. Да и теория о воздействии римской письменности на форму рунических знаков никем не опровергнута. Так что не исключено, что некоторые элементы весенних фестивалей и были сохранены возвращавшимися на родину наёмниками или переняты племенами-федератами, что служили Империи. Однако сам праздник, отмечающий начало истинного расцвета природы в краях более суровых, чем Средиземноморье, слишком важен, слишком глубоко укоренён в памяти германских народов, чтобы быть заимствованным.
читать дальшеМайский День - праздник расцветающих трав и деревьев в молодой листве, праздник юношей и девушек, всхода и роста посевов, пробуждающейся чувственности, весёлых гуляний и ухаживания.
В Германии парня украшали ветвями ивы и берёзы так, что бы его нельзя было узнать, а народ должен был угадать его имя. Когда имя юноши называлось, зелёный наряд снимали и ветви делились присутствующими, особенно молодыми девушками, которые затем клали их на подоконники. Во многих районах Германии небольшие Майские Деревца устанавливались парнями перед домами возлюбленных (или даже просто холостяками деревни перед домами незамужних женщин).
В Англии в XIV-XVIв. за ветками и цветами, которыми украшали дома и танцующих, молодёжь отправлялась в лес накануне «собирать май», порою – на всю ночь. Если же не ночью, то ранним утром парни и девушки, в сопровождении музыкантов, отправлялись в леса и рощи, рвали зелёные ветви деревьев, связывая с цветами и, вернувшись, украшали ими окна и двери жилищ. Тогда же общими усилиями срубали большое дерево и привозили его в город или деревню на нескольких парах быков; каждому быку прикрепляли между рогами букет цветов; это Майское Дерево ставили посреди площади и предавались вокруг него играм и пляскам. В.Шекспир, говоря о невозможности остановить бушующую толпу, писал: «Скорее вы заставите их спать Все утро в майский праздник беспробудно Иль сдвинете собор святого Павла» (драма «Генрих VIII», пер. В.Томашевского).
В Германии и Дании также было принято «привозить лето в село» В Дании молодые женщины шли в леса плести цветочные гирлянды, которыми по возвращении в селенье короновали Майского Графа (Majgraf) и украшали всадников будущей процессии. Такой нарядный кортеж возглавляли двое старшин, за ними шли два старца с убранными гирляндами, лентами и т.д. шестами в руках. За ними следовал Майский Граф с двумя служителями и, наконец, ехал попарно весь народ в голубых и красных кафтанах с белыми платками через плечо. «Графа» украшали две зелёные гирлянды, у остальных через плечо было перекинуто по одной. Вместе с шествием ехали музыканты, игравшие на дудках, скрипках и барабанах. Гирлянды оставляли у ворот селения (или дарили встречным женщинам и девушкам как знак приглашения на пир). В деревне процессия трижды объезжала каждый двор, приветствовала хозяев и у дома, спешившись, исполняла песню. Пел кто-то один, остальные же после каждого куплета подхватывали Med glæde! (С радостью!) На одном из куплетов двое из процессии отправлялись к церкви и преклоняли колени на пороге, остальные в это время допевали песню. Потом все танцевали, хозяева угощали пришедших пивом или бренди. Затем процессия отправлялась к следующему двору. Девушки, «встречая лето», одевались в зелёное, c белыми платками и гирляндами на голове и шее. Они становились в круг на поле, а старшина примерял каждой венок. Та, кому он приходился в пору, становилась Майской Графиней (Majgrevinde, иногда Графиню выбирал Майский Граф, бросая ей венок. В свою очередь, Графа выбирала прошлогодняя Майская Графиня). После выбора процессия возвращалась и встречавшие поднимали в селении украшенный Майский Шест – один из бесчисленных вариантов Майского Дерева.
Майское Дерево в Дании звалось Maistræ, в Англии - Maypole, во Франции Le Mai, в Германии - Maibaum. Обычаи и способы оформления Майского Дерева разнились в зависимости от региона. Было это или просто срубленное живое деревце, или, с развитием традиции, ствол ели, ясеня, берёзы, дуба или вяза, очищенный почти до самой верхушки и богато украшенный, ещё позже кое-где стали устанавливать стационарные столбы на многие годы. Шест мог быть один или вместе с основным ставили несколько меньших, его украшали символами процветания, плодородия и ремёсел, или просто венками, зелёными обручами вокруг ствола, гирляндами и лентами. Его устанавливали в центре селения непосредственно в Майский День или заранее, его могли пытаться похитить (и после потребовать выкуп в виде пары бочонков пива), вокруг него танцевали и оплетали в традиционном танце лентами, его же украшавшими. Изначально - как прославление плодородной мощи приходящего к людям Короля Лета, позднее, во времена христианские - как интуитивное понимание происходящих в природе перемен. Пусть общинные ритуальные пиры стали лишь пирушками с пивом и закуской церковных братств - Majigilder, но потребность жить в соответствии с мировыми ритмами и способствовать им своей жизнью осталась. И Майские Король и Королева (иногда вместе, иногда поодиночке, иногда – по нескольку человек даже), непременно одетые во что-то белое и украшенные венками, по-прежнему символизировали расцвет природы и приходящее лето, хоть уже не мыслились в явной форме воплощением божественных сил (или, возможно, ритуальной жертвой им). Хотя ныне нередко на эти роли избираются дети, но это скорее типичный случай редукции традиции: сперва исполнение обрядов переходит от мужчин к женщинам и девушкам (в том числе и мужские роли), затем к детям, превращаясь в игру.
Время роста было и временем обеспечения будущего процветания и предотвращения бед. В Швеции и Вестфалии 1-го мая трижды ударяли молодых коров, что ещё не телились, веткою рябины; в других же областях пользовались при выгоне скота ореховым прутом – растениями Силы и защиты. Так же в Германии, чтобы коровы хорошо доились и не болели, пастух должен 1-го мая с утра, при выгоне стад на пастбище, положить перед порогом хлева топор, обвязанный чем-нибудь красным (вероятный символ Громовержца), и перегнать через него животных. В Ютланде существовала специальная молитва, произносимая в это время, которая испрашивала благословения коровам и телятам, лошадям и жеребятам, овцам и ягнятам, козам и козлятам, свиньям и поросятам, гусям и гусятам, коровьему и овечьему молоку, элю и бренди, сваренному пиву и выпеченному хлебу и т.д. – демонстрирующая повторы и внимание к деталям, характерные для магического заклинания. Эта молитва так же включает стих, изгоняющий «всё ётунское и тролльское племя … юга и севера, востока и запада» из дома. Ночь перед первым майским днём была ночью не только подготовки к празднику, но и являлась праздненством сама, будучи ночью огненного очищения. В эту ночь зажигался трением новый, чистый и священный, огонь, так называемый «огонь нужды», при этом нередко костёр складывали из девяти пород дерева. Через дым от такого костра или между двумя огнями прогоняли скот и через него прыгали на добрую удачу люди. Горели огненные колёса, в Скандинавии обходили с факельным шествием поля. В эту же ночь, как считалось, над зарытыми сокровищами пылает синее пламя. Ещё от разгулявшихся сил Иного Мира и собравшихся на ежегодные посиделки ведьм хлев и дом защищали рябина и кресты из веток, связанные красной ниткой. Добропорядочная монахиня из Девоншира, позднее игуменья Хайденхаймского монастыря Вальбурга (ок.710-779гг.), сестра и соратница сразу двух борцов с язычеством во Франконии, Баварии и Швабии - Виллибальда и Виннибальда, вряд ли стала бы радоваться, что её имя заместило утраченное ныне имя древней германской богини, да ещё стало связано со слётом ведьм на Броккене в горах Гарца и временем всяческого ведовства и чудес. Пусть саксы, не столько словом миссионеров, сколько мечом франков, всё же были обращены в христианство, а символ Опоры Мироздания – Ирминсул - низвергнут, однако народные традиции оказались сильнее победителей, пережив их. «Столб Неба» живет в Майском Древе.

Сведений о существовании достаточно близких аналогов Майскому Дню в Исландии эпохи викингов нет, хоть остров и был заселён выходцами с континента. Возможно, причиной стал суровый климат страны, из-за которого самый близкий по времени праздник – Первый День Лета (первый четверг между 9 и 15 апреля до 1700г., и между 19 и 25 – после) просто не мог иметь того же смысла, что и Майский День, и стал днем символической подготовки к полевым работам и праздником домашним. Вообще, в Исландии действовал единственный в северной Европе календарь, отличный от общеизвестного, где месяцы были смещены относительно знакомых нам, так что наша дата первого мая была рядовым днём месяца Харпа (harpa) или Кукушачьего месяца (gaukmánuðr), ещё именуемого Пора посева (sáðtíð).
Не было явных аналогов Майскому Дню и на территории России и Украины вплоть до XVIIIв. (в упоминании о хороводах около украшенного лентами дерева в Беларуси А.С. Котлярчука сказано всё же, что «христианизация обряда привела к тому, что дата празднования мая у белорусов была перенесена с 1 мая на православную Троицу», а Майское Дерева – на троицкую берёзку. Т.е. речь, по видимому, идёт об предположительной реконструкции традиции). И даже появившись, день этот остался праздником горожан и студентов. Началось всё с Киевской академии, в которой были заимствованы и прижились польские и литовские maiówki, recreacie maiowe, а уже оттуда майские празднования распространились в течении восемнадцатого столетия по духовным и светским училищам страны. В «рекреационный день» - первого мая (а так же пятнадцатого и тридцатого мая), киевские студиозисы выходили на гору Скавыку при урочище Глубочица, где забавлялись играми, пели кантаты, разыгрывали комедии и произносили диалоги, написанные преподавателями. В упадок традиция повсеместно пришла к концу XIXв.
Однако гораздо ближе по смыслу и сути к Майскому Дню – Радуница, сейчас отмечающаяся (или не отмечающаяся) на Фоминой неделе – той неделе, что следует за Пасхальной. т.е. может приходиться на промежуток от 29 марта до 2 мая по старому стилю или между 11 апреля и 17 мая по новому (прим. Официально празднование Пасхи было установлено императором Феодосием II (408-450гг.), отмечается в первую неделю после весеннего полнолуния – между 22 марта – 25 апреля по старому стилю). Вторым моментом восточного народного календаря, перекликающимся с Маем, могли бы быть Русалии, праздник, чьи тоже сроки привязаны к пасхальным. Если предположить, что от Пасхи они отстоят на те же семь недель, что и от замещённого Пасхою Весеннего Равноденствия, по времени гипотетические Русалии-исходные как раз должны были б попадать на начало мая. Однако весенний смысл Русалий, если таковой и существовал, полностью исчез (теоретически это могло произойти из-за «плавающего» характера христианской обрядности и путаницы со стилями летоисчисления: Семик нынче приходится на промежуток между 25 мая и 28 июня (12 мая и 15 июня по старому)). Тем не менее, кое-что из комплекса обрядности западного Майского Дня на Руси, хотя бы формально, наблюдается именно во время Русалий.

Красная Горка: благословение весны и первой листвы, зримая персонализация божеств, мотивы ухаживания и свадьбы
читать дальшеРадуницкая неделя начинается с Красной Горки (воскресенье, Фомино воскресенье), которая названа у И.П.Сахарова «первым весенним праздником на Руси», когда поют веснянки, зазывают весну (причем мотив ухаживания и свадьбы в веснянках один из основных), во время поминовения родителей катают по могилам красные яйца и разделяют с ушедшими трапезу… С этого же дня начинались хороводы, молодёжные игры (в горелки, «плести плетень», «сеять просо» и т.д.), и это же время девушки играли в Лелю или Лялю. Игра эта сохранялась у нас, по-видимому, только на Волыни да в Беларуси, и носит, несомненно, очень древний характер.
Например, в с.Забужжа это выглядело так: девушки выбирают между собою ту, что будет Лелею и плетут венки из лесных или полевых цветов. Всю девушку убирают веточками липы или дуба, так, чтобы укрыть её с ног до головы. Подобным образом наряженная, Леля садится на пенёк или пригорок, в лесу или средь луга, рядом же с нею кладут угощение: кувшин молока, масло, творог и красные яйца-крашенки, а так же сплетённые венки по числу участвующих девушек. Затем девушки водят хороводы вокруг Лели и поют песни-веснянки, в которых, по большей части, речь идёт о милом и свадебке. Когда хороводы закончатся, девушки по очереди подходят к Леле, которая одевает каждой на голову венок и говорит:
Будь щаслива и гожа, як сонце;
Весела, як весна;
Робоча, як бджола;
Багата, як земля!
Каждая из девушек, получив свой венок и заговор на благо, берёт по кусочку творога и масла, кладёт в рот и запивает молоком, затем берёт крашенку. «Причастившись», она кланяется Леле и отходит, уступая место следующей, пока свой венок не получат все. Венок девушки хранят до следующей весны, а ветки и листву, которыми была укутана Леля, относят к речке и пускают по воде.
Белорусский обряд зовется «лялэшником», Ляля и там сидит на поле, пока девушки водят вокруг хороводы. Однако в песнях девушки просят не только суженого и свадьбу, а ещё и урожая. Кроме того, зелёный убор Ляли белорусские девушки сберегают вместе со своими венками до следующей весны. (прим. И упоминавшаяся выше немецкая игра с замаскированным парнем тоже могла иметь некогда более серьёзную и ответственную основу).
Хоть столь выраженного воспоминания о языческой обрядности в честь богини в других областях не сохранилось, имя Лели (Лельо, Ляли и т.д.) часто встречается в народных песнях-веснянках:
О Лелю, молодая, о Лелю!
Ты вьюная, о Лелю!
Ты по горницi пройди, о Лелю!
Покажи свое лице, о Лелю!
Та в вiконечко, о Лелю!
Своего-то вьюнця, о Лелю!
Та пожалуй-ко яєчко, о Лелю!
єще красненькое, о Лелю!
Що на красному блюдi, о Лелю!
При добрых людях, о Лелю!
В этой веснянке упомянут ещё один свадебный мотив Радуницкой недели – так называемый вьюнец, хождение по улицам с пением обрядовых песен в честь новобрачных (вьюна и вьюницы), которые в свою очередь выставляли угощение. Так же холостая молодежь могла просто искать дома с новобрачными и окликать их с требованиями наподобие: «Вьюн-вьюница, отдай наши яйцы!», после чего молодые наделяли гостей брагой, куличами и яйцами.
И, наконец, ещё одна обрядовая игра этого времени в Беларуси, позволяющая вспомнить уже не о богине, подобной Фрейе, но о её брате, солнечном Фрейре – боге урожая, и о его земном отражении – Майском Короле в белом наряде и зелёном уборе. Хотя согласно записи этнографов в игре «Ярило» принимают участие уже одни девушки, изначально на эту роль, очевидно, избирался парень. Играли в апреле, возможно даже, в начале его: избранную девушку, обычно самую красивую, одевали в белое, на голову возлагали венок и сажали на белого же коня, что был привязан в поле или на выгоне, где земля уже прогрелась. Ёе называли Ярилом, водили вокруг хороводы и пели веснянки, в которых Ярила славили:
…гдзѣ його iонь нагою,
Там жито копою,
А гдѣ жъ iонь ни зырне,
Там колосъ зацьвице…
Возможно, что в данном случае уместно сравнение Ярила не столько с Фрейром, сколько со светлым Бальдром: пройдёт совсем немного времени, и «на Петровку» (29 июня) будут играться похороны Ярилы, причем на шутейный обряд допускаются только молодухи, но никак не юноши и девушки…

Иные обычаи мая на Руси
читать дальшеВ противовес выраженной свадебной символике и европейского Майского Дня, и наших песен-веснянок, сам май считался на Руси временем для свадеб крайне неблагоприятным. «В мае добрые люди не женятся», «рад бы жениться, да май не велит», «кто в мае женится, тот будет век маяться» - вот некоторые русские поговорки об этом. Причины могли быть вполне практическими - свадьба в разгар полевых работ пользы хозяйству не приносила, да и провести её должным образом было сложно. Если искать аналогии в человеческой жизни, то это скорее время молодёжных игр и ухаживаний (вовсе не обязательно платонических), гуляний и радостной юности. Время прекрасной Фрейи, которой, по словам Снорри, «по душе любовные песни»; и Фрейра, кто, согласно Адаму Бременскому, «дарует смертным мир и наслаждения» (и к кому, впрочем, обращались и при свадебных торжествах).
В мае во многих областях нашей средней полосы начинался сев - «с первой майской росы». Естественно, столь важное событие было ритуализировано, хоть до нас дошла лишь поздняя форма обряда: крестьяне служили в церкви молебен пророку Иеремии (Еремею-запрягальнику, 1 мая по старому стилю,14 мая по новому), выходя же вслед за тем на поле, сеяльщики молились на три стороны света (кроме северной) и бросали, глубоко поклонившись, в каждую сторону по три горсти жита. Когда в Малороссии отправлялись на посев конопли, брали с собою сырые яйца. Приехав на место, их отваривали и разбрасывали скорлупу по полю, приговаривая: «Роды, Боже, конопли билы, якъ яйца».
Ещё одна примета мая - майские грозы. Вот что писал об отношении к ним крестьян Малороссии этнограф, историк и поэт Н.Маркевич (сохранена орфография оригинала): «Земля, по давнему преданiю, не растворяется вполнѣ до перваго грому, то есть до выѣзда и прогулки пророка Илiи вѣ колесницѣ по небу. Если первый громъ будетъ слышанъ на западѣ, будетъ хорошiй урожай хлѣба. Если при первомъ громѣ подпереть спиною дерево, стѣну, ворота и тому подобное, то спина не будетъ болѣть. Дѣвушки, услышавъ первый громъ, бѣгутъ къ рѣкѣ, умываются и утираются чѣмъ нибудь краснымъ, чтобъ не терять красоты и быть богатыми». Тут невольно вспоминается представление германских народов о том, что гром даёт плодородие полям и то, что согласно Адаму из Бремена, северный Громовержец-Тор «царит в эфире, управляет громом и реками, ветрами и дождями, ясной погодой и урожаями».

Как видим, многое во встречах расцвета природы и на западе у германцев, и на востоке, у славян, совпадало: мотив первой растительности, мотив ухаживания и молодёжных гуляний, в меньшей степени – действо с выбором главного персонажа обрядовой драмы, вроде Майской Королевы, Лели или Ярилы.
Практически отсутствует у восточных славян весенний мотив священного огня Валубурговой ночи. Только в Калужской губернии на Красную горку сжигали соломенное чучело, что относится скорее к запоздалым проводам зимы.
Ещё предмайская ночь в наших краях, похоже, не отождествлялась со временем Сил и особо мощной магии (кроме благой ворожбы на жениха и урожай), c той причиной, по которой современные асатруа обращаются на Валубург к Одину, первошаману, отцу рун и песенной магии – гальдра, к Фрейе как к ведающей сейд, а также – к древней Валубург, «семнонов сивилле», т.е. пророчице племени семнонов. Именно такая надпись на греческом языке была найдена на нильском островке Элефантина на керамическом черепке, что датируется II в. н.э. Египет в то время был римской провинцией, и германские солдаты выполняли роль гарнизонных войск и имели там постоянный лагерь. В принципе не исключено, что английская настоятельница монастыря в Германии просто носила имя, сходное с неким именем, почитаемым издавна, почему её образ и сыграл роль маски на лике древней веры.
У восточных славян временем близости миров в весенне-летний период считались скорее Русалии (и, разумеется, Купала, но это уже другая история). Русалки, мавки, водяные и т.д., заложные, опасные покойники явно могут рассматриваться как параллель альвам и иным соседям, тоже теснейше связанным с миром мёртвых и тоже отнюдь не всегда благожелательным. Поминовение своих, родных усопших было и на Красную горку (воскресенье), и собственно на Радуницу (понедельник Радуницкой недели, в Малороссии – Могилки, Гробки, Проводы), и во вторник – Навий День или Усопшие радаваницы, было оно и на Русалии-Семик (так называемые Задушные поминки). Но основным смыслом Русалий было всё же общение с недомашним Иным миром и умиротворение его обитателей.

Формально сходство с Русалиями: связь с Иным Миром, обрядность с деревьями
читать дальше

P.S. Как можно заметить, выше речь шла только о германском Валубурге-Майском Дне, но не о кельтском Бельтейне. Всё равно, лучше Shellir и Ведьмы на «Сайте для современных ведьм» мне не сказать.